ЧАСТЬ 3 ЛИЦО 3 “ ОТ ОХОТНИКА”

 

               *           *          *

 

                         ГЛАВА 1

Я, родом был, потомственный охотник,-

отец и дед, стреляли белке в глаз.

И в детстве, я не стула, подлокотник,

ласкал, а подставляя медный таз,

старался дотянуться до приклада

ружья, что красовалось на стене.

Другой игрушки, было мне не надо,

я грезил наяву им и во сне.

В семь лет, уже стрелял ворон у дома,

а в девять,- на охоту отец брал,

и лучшего, по звуку, не знал тона,

чем исходивший звук, когда стрелял

отец, навскидку, даже и не целясь

(потом я это быстро перенял).

По дому сам не свой ходил я маясь,

и ожидал, что бы отец позвал

с ним вместе на охоту. Блажь и нега,

теплом, вмиг душу согревали мне,

когда я за отцом, по корке снега,

брел не спеша, как будто, в лучшем сне.

Отрочество и детство опускаю,

чтоб лишним словом вам не досаждать,

и лирику на прозу поменяю.

Что помню, все вам должен рассказать…

 

                                          ГЛАВА 2

 

И так, когда мне исполнилось 22 года, я слыл самым опытным охотником во всей нашей округе, размеры, которой, кстати, были немалые. К этому времени я был не только хорошим следопытом, но и  знал повадки всех зверей, водившихся в нашей местности, их нравы и даже, если можно сказать, обычаи.

     Меня не раз приглашали приехать в другие районы, чтобы оказать помощь местным охотникам в  выслеживании, какого-нибудь слишком обнаглевшего зверя, наносившего немалый урон сельским жителям. Иногда бывало, - мне приходилось ублажать охотою чиновников, занимавших немалые посты в руководстве нашего края, устраивая им настоящее сафари.

    Так проходили года, большее время которых, я проводил в лесу, иногда по несколько недель не возвращаясь в  родное  жилище. Именно в лесу, я находил и черпал силы для преодоления трудностей, которые время от времени возникали в моей судьбе.

     Моя жена не вынесла такой семейной жизни, и как то, после очередного скандала, уйдя в лес, я возвратился в пустой дом. Я не виню ее за это, но и себя переделать был не в силах, да и не хотел этого.

    Однажды, возвращаясь с очередной зимней охоты, мною, еще издали, был замечен автомобиль, стоявший  у моего дома.

      «Что за гости пожаловали ко мне?» - пронеслось в голове.    

     Люди, находившиеся в машине, видимо меня заме­тили и узнали, т.к. двое мужчин, выйдя из нее, направи­лись в мою сторону. По их одежде, сразу можно было признать в них сельских жителей.

     Мы встретились. Они, вежливо поздоровавшись, попросили, что бы я, несмотря на усталость, все же выслушал их. Мое молчание, незнакомцы, побоялись истолковать как отказ, и сразу приступили к изложению своей просьбы, суть которой заключалась в следующем:

     Волки, которые с лихвой расплодились в лесном массиве, примыкавшем к их селу, в последнее время стали очень досаждать селянам, нанося урон не только личному, но и общественному хозяйству. Бывало, что они и раньше не обходили стороной их селение, но это были частные случаи. Ну, утащит волк ягненка  или козленка, отбившегося от матери. Какая здесь беда, если это

происходило два, три раза в год? Но в последнее время, в селе началось твориться, что-то необъяснимое и даже можно сказать страшное. Все  пошло после одного случая.

     Как-то ночью, хозяин  одного из домов, стоящих на окраине села, услышав испуганное кудахтанье своих кур, схватил ружье и направился в курятник.

     Ночь была лунной и поэтому то, что он увидел, заглянув в дверной проем курятника, ошеломило и напугало его.

     К стенам жались испуганные куры, а посредине, в окружении десятка растерзанных их сородичей, лежала, огромная собака, с наслаждением  поглощавшая диетическое мясо. В лунном свете, ее тело отливало серебром. Она была так поглощена своим чревоугодием, что не сразу заметила опасность, чем дала возможность выстрелить в себя почти в упор. Федор, хозяин дома, никогда не слыл охотником, да и ружье ему досталось по наследству от брата, утонувшего, в реке по пьяному делу. Но, стреляя с такого расстояния, ему было невозможно промахнуться.

     Сразу после прогремевшего выстрела, не на шутку испугавшись сам, толи непрошеного гостя, толи грохнувшего в ночной тишине села ружейного залпа, Федор, забыв захлопнуть дверь курятника, поспешил в дом, не забывая при этом закрыть все засовы на двери своего жилища. И каково же его было удивление, когда утром, причем не спозаранку, а когда в селе уже кипела вовсю сельская жизнь, он, перезарядив ружье, осторожно и боязливо вышел во двор. Уцелевшие куры, выбравшись из курятника, бродили по двору, а в его дверном проёме виднелось тело незваного гостя. Подойдя ближе, Федор с недоумением, признал в нем волка, и даже сумел определить, что это волчица. Шерсть ее была белоснежной, и даже  мертвое тело не утратило своей красоты, грации и стати.

     Федор был очень доволен своим первым охотничьим трофеем, и буквально через несколько дней, уже ходил по селу в новой белой волчьей шапке, чем вызывал яростный лай сельских собак, чуявших в ней своего  заклятого врага.

     Но этот случай был только прелюдией еще более страшного и ужасного происшествия.

 

                                      ГЛАВА 3

 

      Неугомонный крик сельских петухов, будил селян. Вскоре, они уже выходили из домов, и направля­лись к местам своей работы.

    Двое мужчин, встретившись и лениво поздоровавшись, перебрасываясь по дороге ничего не значащими фразами, подошли к местной конюшне и остолбенели. Подходившие сюда другие работники, тоже останавливались.  

       Минут, через пять, у конюшни, уже сгрудилась толпа. Ужас застыл в лице каждого человека. И было от чего.  Возле конюшенных ворот лежало тело местного сторожа Архипа, сорокапятилетнего мужчины, прошедшего кошмар Афгана и первой Чеченской войны. Он так и не смог излечиться от, так называемого, синдрома боевых точек, не смог вписаться в мирную городскую жизнь, и, бросив все, что имел, приехал в сельскую глухомань, устроившись на работу сторожем местной конюшни.

      Каждый день, утром, сдав свой охраняемый  объект пришедшим на работу сельчанам, Архип всегда шел  с работы по одному и тому же, установленному им маршруту. Он заходил к бабе Глаше, покупал у нее поллитровку вонючего и не совсем крепкого самогона, чем пополнял основательно ее бюджет, и неспешно направлялся к себе домой, если халупу, в которой он проживал, можно было назвать домом. Это жилище  досталось ему от замерзшего пьяного мужика, который вначале приютил Архипа у себя, а потом, почив в бозе, приказал ему долго жить, не зная, что его наказ  сбудется в явно противоположную сторону. 

      Подойдя к дому, Архип садился у калитки, (конечно, когда благоприятствовала этому погода), не спеша, небольшими глотками, выпивал бабино Глашино варево, занюхивая его куском черного сухаря, всегда находившегося в его кармане, и  выкуривая при этом три, четыре сигареты “прима”. После такой заправки, почти весь день слонялся по селу. Если какая-нибудь сердобольная хозяйка выносила, ему поесть, Архип, опустив глаза, благодарил ее,  и, приняв съестное, тут же отправлялся далее, на ходу поедая милостыню. В 16 часов дня, по строго отведенному, им самим режиму, Архип, придя домой, ложился отдыхать до заступления, как он выражался, в караул. Конечно же, не трудно догадаться, что подобный образ жизни, уже через полтора года, превратил его в старика. Но так, как он никогда не делал никому ничего плохого, никогда не был замечен в воровстве и не буйствовал, то жители  села, относились к нему благосклонно.

       Почему же смерть Архипа так напугала сегодня сельчан? Ведь среди них были еще довольно крепкие мужики, да и все знали, что рано или поздно, жизнь, которую он проводил, должна была закончиться чем-то нехорошим, хотя никто не предполагал, что конец может быть таким страшным.

      Труп сторожа лежал у конюшенных ворот. Застывшие его руки сжимали вилы, концы которых блестели в лучах уже взошедшего солнца. Он так и не успел воспользоваться своим орудием защиты. Тело его было обезглавлено. Голова лежала в стороне, метрах в трех, и смотрела на толпу застывшим мутным взглядом, как бы выражая недоумение и мольбу о помощи одновременно.

         Когда первая оторопь от увиденного прошла, и испуг, немного "отпустил" онемевшие языки  мужиков, те, негромко перебрасываясь скупыми фразами, пришли к выводу, что смерть Архипа есть не, что иное, как следствие его боевого прошлого, и, что необходимо срочно вызывать милицию. Но, когда они, накрыв его тело грязной брезентовкой, нашедшейся неподалеку, (ибо никто не захотел из мужиков, обшаривать карманы покойника, чтобы найти ключ от конюшни), сбили на дверях “пудовый” замок и растворили ворота, - увиденное заставило остолбенеть их во второй раз. Всюду была кровь.

     Растерзанные, искромсанные тела лошадей валялись на полу, буквально купаясь в своей, уже успевшей посереть, крови, а в закрытом, щитом, проеме сеноподачи, зияла большая дыра. По всей конюшне, были отчетливо видны кровавые следы. Это были следы волков. В конюшне не осталось ни одной живой лошади.

     “Поэтому  мы и приехали просить вашей помощи”, - закончил свой рассказ один из мужчин. К этому вре­мени, мы давно подошли к моему дому и стояли у ка­литки. Я пригласил их войти. Что можно было сказать в ответ. Еще не было случая, что бы я отказал кому-либо в просьбе, если мог ее оказать.

       Войдя в дом, и попросив  своих гостей  распола­гаться без всякого стеснения, я пошел готовить баню. Вскоре, мы, с большим удовольствием попарившись, сидели за столом и распивали бутылку спирта, которую мне пре­зентовал один из чиновников, за предоставленное ему охотничье удовольствие, закусывая квашеной капустой, маринованными грибами и запивая консервированным  березовым соком, чего всегда было в достатке в моем подвале. Ехать к ним в село было решено рано утром, часов в шесть. Это была моя первая ошибка в охотничьей жизни. Если бы я мог предвидеть ее последствия, то выехал бы немедленно.

      Утром, встав, и испив холодного березового сока и погрузив в  багажник мои небольшие, но нужные охот­ничьи оснастки, (облавные флажки и др. мной придуман­ные разные премудрости), захватив ружье, бинокль, компас и патронташ с огромным боезапасом, мы отправи­лись в путь. Но туман, стоявший на некоторых участках  дороги плотной пеленой, заставлял нас продвигаться с минимальной скоростью, чем принудил  задержаться в дороге  более чем на час. Когда же мы, наконец, въехали в село, рассвет был в полном разгаре. Нам навстречу от колодца шла женщина, неся два ведра воды. Водитель нашего автомобиля, притормозил возле нее, что бы поздороваться, но не успел и рта раскрыть.

     Женщина, едва взглянув на нас, закричала:

         «Скорее к ферме! Там все узнаете! Торопитесь!»

    Свернув в ближайшем проулке, мы направились к сельской свиноферме.

         Еще несколько минут, и наша машина остановилась возле нее. Нас угрюмо встретила группа мужчин, состоящая, примерно из пятнадцати человек. У многих, за плечами висели ружья. Мое сердце, предчувствуя, что-то недоброе, начало давать перебои в своем ритме.

    Мы вышли из машины. Толпа расступилась, и  один из мужчин, жестом, не говоря не слова, показал на дверь, давая понять, что нам следует сделать.

    Едва войдя в раскрытые ворота, я, и два спутника, следовавшие за мной, замерли. Пред нами  в красно- коричневых тонах красовались следы пиршества. Кровь была не только на полу, в лужах которой отражались наши силуэты, но и на стенах, образуя замысловатые и жуткие аллегорические картины, в которых человеческая фантазия могла увидеть все мрачные сюжеты Дантовского ада. Но самое страшное и жуткое, было обнаружено в самом дальнем углу фермы, в загоне свиноматки, которая сегодня ночью стала мамой. Возле ее мертвого тела, и дюжины наполовину обглоданных крохотных поросят, лежало два обезображенных трупа местных женщин, с разорванными горлами. В одной из них была признана местная ветеринарша, а в другой, рабочая, ухаживавшая за молодняком. Их добрые намерения, в оказании помощи животному, в поздний ночной час, обернулись смертельной трагедией.

    Дальше было медлить нельзя, да и практически все мужчины, имевшие ружья, находились рядом, у ворот. По моему указанию, все, кто имел дома собак, должны были взять их собой  и выдвигаться к лесу. Сам же я, с двумя охотниками, на автомобиле, не теряя ни минуты, направился туда, где должно было сегодня свершиться возмездие.

     На окраине села, мы остановились и, взяв облавные флажки, пошли по следам волчьей стаи в лес. Казалось, волки бросили нам вызов. Буквально через двадцать минут ходьбы, было обнаружено их стойбище, если можно назвать этим словом место, где волчья стая предавалась отдыху после кровавого пира.

     Со всеми предосторожностями, чтобы не дать себя учуять, и, не теряя при этом лишнего времени, мы натя­нули в нужных местах облавные флажки, после чего, внимательно сверившись с картой, вернулись к назна­чен­ному месту встречи с местными мужиками. Они уже ожидали нас, причем количество их увеличилось. Наверное, все мужское население вышло ответить на наглый вызов хищников.

      Находящиеся собаки, как будто чувствуя близость предстоящего боя, и свою ответственность в нем, не лаяли, но было видно, что возбуждение людей переда­лось и им.

     Здесь я совершил вторую, охотничью ошибку. Вместо того, что бы самому принять участие в облаве и руково­дить ею, мною, для ее проведения был назначен один из бывалых, (как мне сказали), охотников, по имени Петр. Он получил  от меня все инструкции. Сам же я, взяв на себя, как мне тогда казалось, самый ответственный пост, направился в место, куда должны были выбегать волки после начало боя, ибо другого пути для отступления у них просто не было. Эта моя ошибка, стоила еще одной че­ловеческой жертвы, но я тогда не думал, что сумасше­ст­вие, свойст­венное людям, бывает присуще и хищни­кам, и они, мо­гут жертвовать собою, во имя своей вол­чьей, не­понятной нами, чести.

 

                                              ГЛАВА 4

 

  Час возмездия настал. Послышался остервенелый лай собак и сразу же раздались ружейные выстрелы. Они были до того частыми, что казалось, стреляют не из ружей, а из автоматического оружия.

     «Никакая волчья стая не сможет выдержать такого на­тиска»,- пронеслось в мозгу, и я приготовился стрелять, направив прицел оружия в то место, откуда, по моему мнению, должны показаться, спасающие свою шкуру, волки. Позиция, выбранная мной, до того была удобной и удачной, что я, без особого труда, мог перебить всю стаю, т. к. волкам, пришлось бы выходить навстречу мне только по одному.

     Прошло уже минут сорок. Лай собак начал стихать и ружейные выстрелы, слышавшиеся все реже, - смолкли совсем. Но, вопреки моему ожиданию, навстречу мне не выбежал, ни один из хищников.

     Когда же я собрался покинуть свою боевую позицию, из оврага показалась голова волка. Он полз на брюхе, при­жав его к земле, стараясь слиться с нею. Так ползут сол­даты под прицельным огнем противника. Волк был один. В тот момент, когда  ему казалось, что он обрел спасение, зверь  встал на дрожащие лапы. В это время, я позволил ему об­наружить свое присутствие.

       Взгляд молодой волчицы (а это оказалась именно она), встретился с моим. Ее тело  сразу обмякло, но глаза она не отвела. Я заворожено смотрел в ее мутные тревожные зеленые глаза и почему  то искренне любовался ею.

     Она была молодой и  сильной волчицей. Даже я, который повидал  немало ей подобных, отдаю должное ее красоте.

   Особенно притягивало к себе внимание пятно совер­шенно белой шерсти во лбу. В ее взгляде была нена­висть, растерянность, и мольба о снисхождении.  Каза­лось, что волчица,  уже была готова принять неотврати­мую смерть и разделить участь своих сородичей. Но вдруг, тело ее напряглось, и она выпрямилась. Ее взгляд изменился. Она, медленно повернувшись, пошла к за­рослям. Я вышел из оцепенения, но продолжал стоять, сжимая ружье.

      В моем мозгу происходила борьба.

     «Ведь может быть, именно она, сегодня перегрызла горло тем двум, женщинам, что были на ферме? Tак, убей ее, отомсти!»

      «Она осталась одна, какой от нее теперь прок?»- противоречила другая мысль. «К тому же она довольно красивая. Оставь ее в живых».     

     Волчица, к этому времени, ступая очень медленно, уже подходила к зарослям, Еще немного и она скроется в них. Я не мог ее просто так отпустить и выстрелил, разор­вав наступившую, уже, тишину леса. Она вздрог­нула и замерла, а потом, повернулась в мою сто­рону.

Держа дымящееся  ружье, стволом в зимнее морозное небо, я поймал себя на мысли, что по непонятной причине чувствую к серой хищнице симпатию.

     Постояв еще немного, волчица, повернулась и неторопясь ушла в кустарник. А я, предчувствуя, что-то нехорошее, направился к месту боя.

 

                                           ГЛАВА 5

 

     Я шел по следу волчицы, тем путем, каким она вышла ко мне. Сомнения одолевали меня.  Правильно ли я поступил, отпустив ее?

    Если бы я только знал о том, что жизнь еще не раз столкнет с ней, и какую роль она сыграет в моей жизни?! Идя по следу, и держа ружье наизготовку, я в любой момент  был готов его разрядить в первого встречного волка. Но стрелять было не в кого. По пути, по которому я шел, прошла только одна моя волчица. Я даже содрогнулся от мысли, что назвал ее своей.

       Уже  виднелось место облавы, выделяясь, среди белого зимнего ландшафта, кроваво-красным цветом. Вот и первый труп волка с раскрытой пастью. Он словно выкрикивал в адрес людей свое волчье проклятие.

      А дальше, трупы волков лежали с такой кучностью, что невозможно было пройти, не задев убитого зверя ногой. Среди них попадались и погибшие собаки. Одна из них лежит, сомкнув мертвой хваткой шею старого волка. Я шел по красному снегу. Казалось, будто кто-то сверху распылил огромное количество крови, нарушив мирный белый морозный пейзаж.

      Вот  и охотники. Мужчины стояли гурьбой и молчаливо дымили сигаретами. Оставшиеся в живых собаки зализывали свои раны. Я вздрогнул от громкого ружейного выстрела. Это хозяин, пристрелил своего пса, избавив его от мучений. Мне оставалось пройти десяток шагов, и я готов был поздравить всех с удачной охотой, но, взглянув в лица охотников, мой язык прилип к небу. При моем подходе, мужчины расступились, и моему взору предстал лежавший охотник рядом с матерым мертвым волком.

    Конечно же, я сразу признал в  охотнике Петра. Горло его было располосовано, а лицо застыло  гримасой невыносимой боли. Как же так? Ведь именно он был самым опытным охотником среди остальных. Только на него, я возлагал надежду на успешную облаву. На мой недоуменный вопрос, один из мужчин, отведя меня немного в сторону и неспешно потягивая  сигарету, рассказал суть произошедшего.

 

                                         ГЛАВА 6

 

       Прошло три года после описанной выше трагедии. Я провел ни одну бессонную ночь, перебирая в памяти все мелочи той кровавой драмы. Мне долго не давало спокойствия осознание того, что из-за моего промедления и не совсем правильных действий, погибли люди. Я сам был себе обвинителем и судьей, хотя никто ни в чем меня не упрекал. Часто, в ночной тишине, память возвращалась к рассказу охотника, поведавшему мне о том, как погиб Петр:

    «Мы застали их врасплох. Волки предавались отдыху, после обильного ночного кровавого пира. Собаки  с лаем бросились на них, и сразу зазвучали выстрелы. Волки вскакивали и тут же падали замертво. Некоторые из них не поняли даже, что произошло, т.к. смерть настигла их спящих. Спустя короткое время, больше половины стаи было уничтожено. Оставшиеся в живых, бросились наутек, причем именно по тому пути, который и был нами определен для их бегства. 

     Визг раненых и умирающих собак и волков, красный от крови снег, трупы, валяющихся всюду  животных,- опьянили сознание охотников. Они вошли в раж и последовали за убегающими хищниками.

     Но тут, произошло необъяснимое. На пути спасающихся бегством волков, встал весь окровавлен­ный их вожак. Непонятно, как ему это удалось, что он им сказал на своем наречии, но удирающая стая остано­вилась, развернулась и с остервенелой жестокостью бросилась на нас. Сам же вожак кратчайшим путем ки­нулся к Петру, который, почему-то, стоял в двадцати ша­гах в стороне, любуясь свершающимся возмездием. Как матерый узнал, что Петр был среди нас главным,- так и останется загадкой.  Но какой-то  своей волчьей интуицией, он понял это. Петр дважды выстрелил в него и оба раза не промахнулся, но раненый вожак нашел в себе силы достичь его, и в последнем прыжке сомкнул свои челюсти на горле Петра. Мы ничего не успели сделать. Под нашими ружейными выстрелами волчий атаман умер, так и не разжав своих страшных  челюстей.

     Смерть серого атамана повлияла примером, на созна­ние оставшихся в живых волков, изменила их поведение, и они, ожесточенно кидаясь на нас в свой последний бой, умирали, но не пытались уже более спасать свои шкуры. Даже тогда, когда их осталось в живых трое, они продолжали свою последнюю охоту, выполняя до конца волю своего вожака. Они умерли все. А нас, спасли собаки, принявшие на себя их контрудар, тем самым, дав нам время сгруппироваться. Собаки, тоже, испол­нили свой долг. Защищая своих хозяев, и умирая в кро­вавой схватке, они честно отработали хлеб, который от них получали. Страшно представить, что случилось, если бы не наши четвероногие друзья.

     После того, как все закончилось, мы с большим трудом, смогли освободить Петра от мертвой хватки хищного главаря».

 

                                             ГЛАВА 7

 

      Не раз, я вспоминал волчицу, которую отпустил. «Что с ней, где она теперь?»,- задавал  вопросы самому себе. Как и прежде, большую часть свободного времени я проводил на охоте. Размеренную холостяцкую жизнь, не нарушал в доме  женский голос, и, учтя горький опыт прежней семейной жизни, я не собирался более обзаводиться женой.

     Однажды в полдень, из соседнего района, мне позвонил председатель колхоза и попросил срочно прибыть к ним, что бы помочь разобраться в непонятной охотничьей ситуации, творящейся в селе. С этим  председателем, меня связывала давнишняя дружба. Я даже не стал задавать вопрос о том, что случилось, и, в тот же час отправился к нему, по пути, думая о том, что, почему обязательно для встречи друзей всегда нужна какая-то внештатная ситуация? Два часа спустя, я уже сидел в председательском кабинете, и его хозяин, мужчина 55 лет, довольно еще крепкий, после обоюдных объятий и угощения меня “самостильным”, как он выражался, самогоном, настоянном на кедровых орехах, поведал причину, из-за которой собственно и решился меня потревожить.

     Оказалось, что недели две назад, в село повадились волки, которые раньше были здесь крайней редкостью. Не проходило ни одной ночи, что бы серые хищники не навестили, чей-нибудь, сельский двор. Все попытки местных охотников в выслеживании и уничтожении волчьей стаи оканчивались одним и тем же результа­том, а именно,- ничем. А утром оказывалось, что опять чье-то подворье было разорено ночными гостями. Своим волчьим чутьем, они обходили все засады, капканы и всегда появлялись в том месте, где их не только ожидали меньше всего, а никто не ожидал вовсе. Покончив со своим воровским делом, волки растворя­лись в ночной тишине так же внезапно, как и появля­лись. По каким-то непонятным причинам, они обходили стороной один только сельский дом.

Если точнее ска­зать, то не обходили, а никогда не захо­дили на его двор, хотя вокруг, оставляли свои следы часто и отчетливо. По селу уже начали ходить дурные слухи, один нелепее другого, якобы сам хозяин этого  дома, есть ни кто иной, как оборотень, и в полночь, в полно­луние, обернувшись в хищника, навещает одно­сельчан, мстя им за свою неудачную семейную жизнь.

    На мой вопрос: «Кем является этот загадочный хозяин, и как давно он проживает в селе?»,- председатель пояс­нил мне, что хорошо его знает.

    «Этот старик в настоящее время очень болен, в селе проживает давно, и до недавнего времени, вел спокой­ную размеренную семейную жизнь. Хозяйство его было исправным, и среди односельчан, он пользовался ува­жением. Его жизнь пошла под откос после того, как его покинул дворовый пес. Это был отличный сторожевой пес, понимавший хозяина по глазам. Но однажды утром, выйдя во двор, глава семьи не был обласкан своей собакой. Кобель пропал, и с этого времени, жизнь старика повернула на черную полосу. Вскоре, он тяжело заболел, а жена, вместе с великовозрастными детьми, не захотев ухажи­вать за больным человеком, просто съехали от него. Совсем через короткое время, его крепкое хозяй­ство, пришло в полный упадок. В селе так и говорили, что счастье старика унес кобель».

                                                                                                                                                               *             *               *

Я не стану утруждать вас рассказом о том, как бродил по селу, находя волчьи следы, свежие и давнишние, и как, рассматривая их, даже ставил себя на место серых хищ­ников, чтобы понять намерения, с которыми они сюда явились. Изучив следы, как в селе, так и на его окраинах, я пришел к выводу, подтверждающий загадочный рассказ моего друга.

     В действительности так и оказалось, что только один двор во всем селе не тронут ночными гостями. Это был дом старика, которого когда-то покинул пес. Мой внутренний голос говорил, что я раскрою эту тайну и, забегая вперед, скажу, что действительно ее раскрыл, хотя и ценой своего стыда.

     Уже давно стемнело. Одно за другим гасли окна в сельских домах. Жители ложились отдыхать. По моей просьбе, председатель оповестил всех (благо, село было небольшое), чтобы сегодня никто не предпринимал попытки в выслеживании волков.

      Минула полночь. Село находилось во власти света взошедшей луны, которая огромным блином висела на небосклоне. Сегодня полнолуние. Я даже вздрогнул, но тут, же прогнал мрачные мысли. Мои ноги, от долгого сидения в засаде, начинали затекать, но встать и размять их, я не решался.

     В свете луны, было видно и улицу села, и часть огородов за соседними домами, и пустырь, примыкающий к лесу. Но, что самое главное,- хорошо был виден дом ста­рика, а если залезть на развилку ветвей невысокого близстоящего дерева и встать во весь рост, то даже просматривался двор этого загадочного дома. Именно неподалеку от жилища старика, и была устроена мною

засада. Хотя я и натерся особым составом, препятствую­щим учуять меня волкам, (разработанным лично мною и дававшем высокую степень гарантии), но все же перио­дически оглядывался назад, ибо в случае  ошибки, по­мощи ждать мне было не от кого.

     Минул третий час. Мне, почему то казалось, что я не один вышел на охоту в этой глухой ночи. Поежившись, и решив применить запасной вариант и увеличить шансы на свою безопасность, я бросился дереву, о котором говорил ранее, и через несколько секунд, стоя на его развилке, в полутора метрах от земли, уже направлял оптику своего оружия во двор старика. Это было сделано вовремя, так как через несколько мгновений, к своему ужасу и недоумению, во дворе я заметил волчью тень. А вот и сам волк огромный и статный. Он хорошо был виден в оптическом прицеле карабина. Но, как и когда, зверь ус­пел прошмыгнуть во двор?

      «Как я мог его пропустить?»  Моя спина, несмотря на мороз, покрылась липким потом, а затем по ней пробе­жали мурашки. Волосы встали дыбом. «Неужели байки про старика оборотня правда?» Еще более я уверовал в эту бессмыслицу, когда увидел, как волк, не спеша и осторожно вошел в дом, толкнув своей мордой дверь, ко­торая открывшись, изда­ла протяжный и противный скрип в морозной тишине. Почти сразу же в комнате зажегся свет.

     В проеме окна появилось лицо старика. Но почему он так испуган? А вот и отгадка! Моя оптика захватила часть волчьей спины, и чуть направив ее в нужную сторону, я уже видел стоявшего, ко мне задом, волка.

     Можно ли было его сейчас убить? Да, и, без всякого сомнения! Но палец, который я начал сгибать на спуско­вом крючке оружия, был удержан.

     Мне нужно было разгадать тайну до конца.

Если старик не оборотень, значит оборотень его при­ятель, который сегодня все-таки решил навестить своего старого друга? Но почему тогда старик так напуган? Казалось, что он смирился с судьбой и покорно приготовился принять смерть от волчьих зубов. Мысли, одна нелепее другой, зарождались в моем мозгу. Память воскресила жуткие рассказы о вампирах, колдунах, черной магии и всякой нечисти.    

       Старые детские страшилки-рассказы, в связи с увиденным мною сейчас в глухой сельской ночи, обрели правдоподобный и жуткий смысл. Выброшенный в кровь адреналин, уже начал лихорадить меня. Сердце билось так часто и громко, что казалось, будто его слышно на окраине села. А в доме происходили все более загадочные дела. Волк перевел взгляд со старика на стену и, подойдя к ней, сорвал зубами что-то, похожее на веревку, висевшее вероятно на гвозде. Я еле успевал переводить взгляд с одного персонажа на другой, т.к. оба, в оптическом прицеле не вмещались.

 Старик. Волк. Старик. Опять волк. Но вот они вместе. Волк по-прежнему стоит ко мне задом. Но почему лицо старика поменяло выражение? Теперь оно уже не кажется испуганным. Нет! Скорее всего… Да, именно так!

     Старик с удивлением смотрит на волка. Он медленно протягивает к нему руки, осторожно берет то, что висит у него в зубах и, обернув вокруг волчьей шеи, закрепляет  на ней своими трясущимися руками.

     И тут, впервые за все время, волк обернулся и прямо посмотрел мне в глаза. Конечно, он не мог меня видеть, но мне, через оптический прицел, его было видно очень хорошо. Дрожь пробежала по моему телу, и я даже отпрянул от окуляра оптики, но тут, же прильнул обратно. Я узнал эту волчью морду. Не узнать ее было невозможно. Сколько раз в ночных тревожных снах она грезилась мне? Сколько раз, просыпаясь, я долго не мог уснуть, вспоминая все обстоятельства той кровавой охоты, о которой поведал раньше.

     Пятно белой шерсти, красовавшееся во лбу, выдавало ее.

«Моя волчица! Моя!»,- чуть слышно, вслух прошептал я.

«Ты выжила! Молодец! Извини, но я должен тебя убить. Обязан, иначе, что скажу утром жителям села в свое оправдание?»

     Вдруг, волчица, совершив стремительный прыжок, пропала из поля моего зрения.

     Соскочив с дерева, я устремился к дому старика.

«Не упустить ее сейчас. Не упустить», - вот единственная мысль, что пульсировала в моем мозгу.

      Держа карабин на перевес, я стоял напротив стари­ковского дома, направив ствол оружия в сторону ка­литки. «Через минуту, другую, все будет кончено. Она не сможет ускользнуть от меня».

     Мое тело напряглось. «Сейчас. Сейчас она выбежит».

Малейший шорох, выдающий движение волчицы, заставил бы меня произвести выстрел, даже не умом, здра­вым или воспаленным, а чисто на рефлекторном бессоз­нательном уровне.

     Но к моему удивлению, во дворе послышались совсем иные звуки, нежели те, которые, я готов был услышать.   Это не были крадущиеся шаги волчицы по морозному снегу, что бы опять уйти незамеченной, как  удавалось  до сегодняшнего времени.

     Вместо них, мною было услышано кряхтение старика и его шаркающие шаги. В заборе, скрипнув, открылась ка­литка, и, выпустив ту, которую я ожидал, вновь захлопнулась. Удаляющиеся шаги старика закончил звук зак­рывшейся входной двери дома, а появившиеся тень у забора, сделав несколько шагов и превратившись в ожи­даемую фигуру, спокойным и ровным шагом направи­лась прямо ко мне. От такой наглости и волчьей само­уверенности, я даже опешил, и еще более растерялся, когда она уселась на задние лапы прямо  передо мной.

     Расстояние между нами было не более шести шагов.

Что бы преодолеть его и уничтожить своего противника, хорошо тренированному волку потребовался бы всего один миг. Но и  я, уже, оправившись от растерянности, был готов спустить крючок карабина при первом намеке на движение, которое мог только заметить в поведении волчицы.

   Причина  ее спокойного поведения открылась  через пару секунд нашего противостояния, когда я, крепче сжав оружие и пробормотав еле слышное “Изви”,  -замер в неподвижности. Это вероятно и спасло меня.

     Тень, мелькнувшая сбоку, обернулась в двух шагах от меня в напрягшегося в ожидании волка.

А через миг, я уже был окружен волками. Они издавали тихое, можно сказать утробное, грозное рычание, о намерении которого не надо было строить иллюзий.

    «Так вот почему волчица была так уверена в себе!». Она немного повела головой и на ее шее заиграли огоньки лунного света.

    «Что за чертовщина?»,- пронеслось в голове. Внимательно приглядевшись, я распознал застегнутый на ее волчьей шее собачий ошейник, в заклепках которого и заиграл неожиданно свет луны.

     В моей голове, мысли, наталкиваясь друг на друга, перескакивая и меняясь местами как в головоломке, наконец, выстроились в логическую цепь.

       -Старик - покинувший его кобель – одинокая, оставшаяся в живых волчица - волчья стая - собачий ошейник.

     Именно последний и дал разгадку всему, над чем ломали головы местные охотники, да и я тоже.  

     Все загадочное оказалось донельзя простым.

Кобель, ушедший по непонятной причине от старика, вопреки законам своей природы, отдал свое семя одинокой, встретившейся ему в лесу волчице, которое обернулось возрождением волчьей стаи.

    Сразу стало понятно, почему дом старика, единственный, во всем селе, не подвергался нападению серых разбойников. Волчица, неоднократно кружившая у его дома, видимо давно учуяла оставшийся запах того, кому она отдала свою волчью любовь. И только сегодня, каким-то образом поняв, что дверь в дом старика осталась на ночь незапертой, решилась завершить задуманное. Она пришла забрать то, что когда то принадлежало ее мужчине.

     В это время волчица, посмотрев на луну, единственную свидетельницу происходящих необычных событий, перевела взгляд на меня, как бы давая понять, что время не стоит на месте.

 

                          окончание на следующей странице\КРИВЕНКО И.И