ГЛАВА 7
На вокзале было не многолюдно. Тайка стояла на перроне, прислонившись к стене вокзального здания и, прижимая к груди своего ребенка, отрешённо смотрела перед собой. Малыш, пососав грудь, тихо посапывая, спал. На белой простыни, в которую он был завернут вместо пелёнки, жирно красовалось черной краской клеймо воинской части. Точно с таким же клеймом, но уже не простыня, а наволочка для подушки, находилась в Тайкиной сумочке. Тихо покачивая ребёнка, Тайка думала о его отце, напрягая всю силу воли, чтобы не разреветься. Она боялась потерять грудное молоко, единственное, что могла дать в настоящее время своему сыну.
Несмотря на то, что роды проходили не в специализированном заведении, все обошлось благополучно. Военные медики, каждодневно привыкшие хладнокровно штопать и резать раненых военнослужащих, оказались на высоте, сумев выполнить несвойственную их специфике работу и оказать необходимую помощь роженице. На второй день после родов, Тайка обдумывала вопрос, как ей снова попасть на приём к генералу, чтобы узнать о судьбе Сироты. Находясь в душевой комнате, за приоткрытой дверью, она случайно подслушала разговор двух медсестер в коридоре.
«Представляешь», - говорила одна другой,- «Ребята вчера разгромили банду Режиссёра. Самого его взяли совершенно здоро́вым, ни одного серьёзного повреждения на теле. Он был придавлен балкой у креста, на котором по его указанию был распят наш разведчик, успевший вызвать до казни, огонь на себя. Больше никого из банды в живых не осталось. А казнённый разведчик, говорят, был совсем еще молоденький. Наш фельдшер, видевший тела боевиков, которых привезли в соседний полк, рассказывал, что нет ни одного целого трупа. Лишь куски мяса да оторванные руки и ноги».
Услышав этот разговор, Тайка, обхватив голову обеими руками и крепко сжав её, медленно опустилась на пол. К счастью или нет, но её никто не заметил лежавшую на полу в душе, и, придя через какое-то время в себя, она, пошатываясь, направилась к себе в палату.
В глазах всё потемнело. Она шла почти наугад. Встретившаяся медсестра отругала её. Но Тайка не придала этому ровно никакого значения, Жизнь казалась ей бессмысленной.
Но когда она вошла в палату, её сын, как будто чувствуя состояние своей матери, зашевелился и заплакал. Тайка, схватив его, поднесла к груди. Малыш, успокоился, и жадно зачмокал. А Тайка, смотрела на него и молча, плакала. Чтобы не вздрагивать, и не мешать ребёнку сосать грудь, она кусала до крови свои губы. То, ради чего стоило жить, находилось сейчас у неё на руках. И не было никаких сомнений в том, какое дать имя своему сыну. Он будет носить имя своего отца.
Вечером военврач сообщил ей, что если всё будет также хорошо как сейчас, она через два-три дня может
уехать домой.
«Может позвонить кому-нибудь, чтобы за Вами приехали?»,- спросил он.
В ответ, Тайка молчаливо отрицательно помотала головой.
«Что ж, как знаете, настаивать не буду»,- проговорил, вставая, врач, и вышел из палаты.
Наступившая ночь прошла в раздумье. Но едва наступил рассвет, Тайка, накормив предварительно малыша, завернула его в простыню, и осторожно, чтобы её никто не заметил, вышла из здания.
Поздоровавшись на КПП с полусонным сержантом, она направилась к железнодорожному вокзалу.
* * *
Билет был куплен. Дорога домой займёт чуть более суток. Домой? Её покоробило при этом слове. Нет! Домой она не явится. У неё есть, где жить. Погибший отец оставил своему ребёнку и его матери, не успевшей стать женой, неплохую квартиру. Они будут жить там. На первое время денег было достаточно, да и экономить она будет. Казалось, что Сирота, предчувствуя то, что должно было с ним случиться, сделал всё, что бы они какое-то время не бедствовали. Они? Ведь он даже не знал, что станет отцом. А дальше? Тайка не хотела и думать, что будет дальше.
Старая, грязная, в оборванной одежде цыганка, сверкая на солнце золотыми украшениями на руках, шее и в ушах, проходя мимо молодой женщины с ребёнком на руках, остановилась и, внимательно посмотрев на неё, произнесла:
«Красивая! Всё вижу. Вижу твоё прошлое и будущее. Позолоти ручку и всё тебе расскажу».
Цыганка протянула руку к Тайке, но та, как будто её не замечала.
В это время объявили посадку на поезд. Тайка вздрогнула и только теперь увидела протянутую цыганскую ладонь. От неожиданности, она даже испугалась и крепче прижала к себе малыша. Затем, видимо поняв, что от неё требуют, в замешательстве достала из сумочки сторублевку и, не осознавая, что она последняя, вложила её в руку попрошайки. Именно к такой категории причислила она цыганку. Медленно повернувшись, Тайка пошла на посадку.
Пронизывающий цыганский взгляд долго провожал её по перрону.
До отправления поезда оставалось всего несколько минут. Тайка, заняв своё место, слегка покачивая ребёнка, смотрела в окно. По вагону шла та же цыганка, предлагая пассажирам различные амулеты и травы для приворота. Остановившись возле Тайки и узнав её, она проговорила:
«Ты отдала мне последние свои деньги. Я видела твоё прошлое и будущее. Происходит борьба света и тьмы. Полночь в средине дня и рассвет в ночи. Твоя любовь посредине, в руках Божьих. Молись! И кто знает... До дома тебе ехать не долго, но в свой родной дом ты не войдешь. Этого тебе хватит, что бы у твоего ребёнка была пища, да и сама не слишком голодала»,- и, бросив на стол перед Тайкой пакет молока, цыганка направилась к выходу из вагона. Через несколько секунд, качнувшись и скрипнув колесами, поезд медленно начал набирать ход.
«Молиться? Посредине? Что хотела она этим сказать»,- думала Тайка. «Разве можно вернуть молитвой того, кого уже нет в живых?!»
Да и молиться она не умела. Никто её этому не учил. Тайка, представив себя перед Богом, мысленно опустилась на колени и, молча, протянула к нему руки.
Льющиеся, из глаз слёзы, оставляя следы на Тайкиных щеках, капали на завернутого в армейскую, с пропечатанным клеймом простыню, малыша, мирно спавшего на её руках. Эти слёзы, по-видимому, и были той причиной, которая заставляла пассажиров бросать на молодую мать, косые взгляды.
ГЛАВА 8
Командующий группы войск на Северном Кавказе проводил у себя в кабинете служебное совещание.
«…И группа миномётчиков, оказавшаяся на господствующей высоте вблизи проведения операции, пришлась весьма кстати. Она-то, и накрыла арт-огнем квадрат нахождения банды Режиссёра до подхода наших вертолётов. Поэтому, можно без преувеличения сказать, что операция проведена с огромным успехом. Режиссёр, за которым так долго охотились, нами пленён, его банда перестала существовать, так как полностью разбита, боевых потерь нет. Полагаю, всех отличившихся в разгроме банды Режиссёра, необходимо представить к правительственным наградам, да и нам, за эту операцию, можно колоть на кителях дырочки для орденов»,- закончил своё выступление начальник штаба объединённой группировки.
Генерал Белобородько посмотрел и ещё раз прочитал лежащее перед ним на столе подготовленное донесение в Москву.
«Да, действительно, здесь, в графе «боевые потери», стоит слово - «Нет». Отрадно. А как же наш, этот, как его?»,- генерал на секунду задумался, и видимо вспомнив, продолжил,- «Сирота? Так, по-моему, звали этого контрактника? Что с ним? Жив, здоров?»
Генерал неспешно обвёл всех присутствующих взглядом. Офицеры, опустив головы, смотрели в стол. Начальник разведки, в чьём подчинении был Сирота, выдержал несколько секунд взгляд командующего и отвёл глаза. На его скулах заходили желваки, но он ничего не ответил.
«Этот Сирота, был на самом деле сиротой. У него нет никого из родных. Нам даже сообщить о его смерти некому. Он всё равно бы, погиб в ближайшее время. Так стоит ли, из-за него одного, портить боевую сводку?»,-
ответил на вопрос генерала, вставая со стула, начальник штаба.
«Да»,- обращаясь к начальнику разведки, спросил командующий,- «Как, всё же, звали нашего героя на самом деле?»
Начальник разведки встал и виновато заморгал глазами.
«Понимаете, я как-то привык их называть по позывным. Позывные я помню все, а вот с именами… Не запоминаются они у меня».
«Ну- ну»,- проговорил генерал, и медленно встав, подошёл к окну.
Он вспомнил последний разговор со своим отцом.
«Видишь ли, сынок. Ты имеешь большую должность, высокое звание. Влияешь своими приказами на судьбы людей. Прошу, никогда не забывай, что у тех, кому ты приказываешь, есть родные, которые их любят и ждут. Ведь ты скоро собираешься выходить на пенсию. Когда выйдешь, ты должен знать, надевая, иногда, по праздникам свой военный китель, что на нём нет даже маленького пятнышка, которого ты мог бы устыдиться. А если же, оно есть, никогда не смей его надевать. Надеюсь, ты понял, о чём я говорю».
Это был их последний разговор. Вскоре отца не стало.
«А я, даже, на похоронах не был. Просидел здесь. Отлучиться было нельзя»,- с горечью подумал генерал.
Командующий объединенной группировки неспешно повернулся к сидящим офицерам.
«Наверное, начальник штаба прав. Боевая потеря, даже если она одна, бесспорно испортит нам сводку. Да и ордена были бы нам кстати»,- и, видя, как начальник штаба улыбнулся, добавил, - «Чтобы этими орденами прикрыть пятна на наших военных мундирах».
«В общем, так»,- произнёс он чётко,- «Донесение переписать, боевую потерю внести, и подготовить мне на подпись представление на Сироту к званию Героя России. Все свободны».
ГЛАВА 9
Прошел месяц с тех пор, как Тайка вернулась в свой город. Так и не появившись в родном доме, она жила в квартире Сироты, как и раньше, до отъезда на его поиски, с той лишь разницей, что теперь она здесь была не одна, а со своим сыном. Тайка вела режим жесточайшей экономии. Не покупая почти ничего себе, молодая одинокая мать приобретала всё необходимое своему ребёнку. Каждый раз, когда приходилось тянуться к деньгам, мысли её невольно обращались к Сироте. Как же она была ему благодарна! За всё! За квартиру, за деньги, и самое главное за сына! За их сына!
Она научилась жить в одиночестве. Дни проходили в детских хлопотах, а ночи, часто приобретали кошмарный оттенок. Снившиеся ей взлетающие, заглушающие всё вокруг своим рёвом, боевые вертолёты, собирающиеся нанести огневой удар на того, кто их вызвал, заставляли Тайку просыпаться, после чего, она уже долго не могла уснуть.
Утро уже давно вступило в свои права. Из-за приоткрытой форточки слышался гомон городской жизни. Тайка, заканчивая уборку квартиры, обдумывала как ей с сыном, сходить в магазин. А ребёнок, которого совершенно ещё не беспокоили материнские заботы, спокойно спал на диване. Неожиданно раздавшийся дверной звонок, прервал Тайкины размышления. Она оторопела и замерла.
«Кто мог к нам прийти?»,- мысли одна другой хуже, вихрем закружились в её голове. Это был первый чей-то визит с тех пор, как они поселились здесь.
Звонок прозвенел ещё раз, а потом уже не смолкал.
Кто-то видимо знал, что в квартире есть люди, и не хотел просто так отступаться от решения войти в жилище.
Этот мелодичный звонок, уже начинал порождать головную боль. Боясь, что он разбудит сына, Тайка, решившись, подошла к входной двери, и осторожно приоткрыла её. Буквально, чуть- чуть. Но даже дверной щёлочки оказалось достаточно, что бы узнать, кому они обязаны неожиданным визитом. За дверью стояла мать, и Тайка, испугавшись и опустив голову, отступила вглубь квартиры, как бы ища в ней защиту.
Раиса Марковна, бодро войдя, и с силой захлопнув за собой дверь, обратила пылающее гневом лицо к дочери. В первую же секунду она заметила произошедшие в ней изменения.
«Ну, что?»,- начала она, но тут, же осёкшись, замолчала на полуслове, увидев, в проеме кухонной двери, сохнущие на верёвке детские пеленки.
«Все-таки родила?!»,- не то с яростью, не то с горечью, но уже тише, проговорила она.
Молодая мать, понурив голову, молчала. Но, не зря говорят, что первое время, ребёнок и мать, это одно целое. Сын, как будто, чувствуя смятение своей матери, проснулся и заплакал.
Тайка, оставив мать в коридоре, бросилась в комнату. Она схватила плачущего ребенка и, прижав к себе, освободила грудь. А тот, сразу узнав тепло и нежность материнской груди и, найдя то, что было нужно, успокоившись, с жадностью начал вытягивать молоко.
Раиса Марковна вошла в комнату. Её дочь, сильнее прижав к себе ребёнка, склонилась над ним, как бы пытаясь защитить его от бабушки.
«Ну, и где же тот, которому ты всем этим обязана?»,- обведя взглядом вокруг, спросила та,- «Нашла?»
«Сейчас я брошу в лицо дочери все адресованные ей письма, но не целыми. Нет, я буду рвать каждое письмо так, чтобы невозможно было прочитать ни единого слова, а тем более разобрать обратный адрес»,- со злорадством и с наслаждением о близкой мести, думала Тайкина мать.
Сидящая напротив её дочь, подняв голову и, даже не пытаясь унять текущие из глаз слёзы, проговорила:
«Его нет больше. Он погиб, вызвав огонь на себя. В Чечне. Защищая своего сына и меня». «Да и тебя, наверное, тоже»,- закончила она, после небольшой паузы.
Хотя эти слова были произнесены негромко, но Раиса Марковна их расслышала.
И вдруг, что-то сломалось в этой сильной женщине. Её сердце дрогнуло и сжалось. Она пыталась, что-то сказать, но только беззвучно открывала рот, глотая воздух, словно рыба, которую только, что выудили из воды, еще не осознавшая, что с ней произошло и, надеется на что-то лучшее. Неожиданно Тайкина мать, не отдавая отчёт в своих действиях, бросилась в ноги дочери и, обхватив её колени, произнесла: «Прости меня, доченька! Прости меня! Если только можешь!»,- её плечи судорожно затряслись. Достав из сумки, аккуратно перевязанные почтовым шпагатом письма, которые только, что собиралась порвать, она протянула их Тайке.
«Вот возьми. Они все от него и, это моя вина».
Положив стопку писем на диван, Раиса Марковна, протянув свои дрожащие от волнения руки, проговорила: «Дай мне его. Дай подержать. Какое ты дала ему имя?»
«Он носит имя своего отца»,- ответила Тайка, нерешительно протягивая матери, её, заснувшего уже, внука.
«Пойдем, доченька, домой. Пойдем! Отец не будет ругаться»,- осторожно взяв ребёнка, и боясь его разбудить своим голосом, прошептала Тайкина мать.
Но дочь в ответ отрицательно покачала головой.
«Мы никуда не пойдем. Это наш дом. Сергей оставил всё это нам. Просто, потом, нужно будет оформить необ-
ходимые бумаги».
Тайка, осторожно взяв толстую пачку писем, разглядывала их. «Нет, она не будет читать их залпом. Они будут прочитаны с той периодичностью, с которой поступали сюда, что бы заново, как бы, прожить ушедшую, часть жизни».
Мать и дочь, смотрели друг на друга и беззвучно плакали.
Если бы они только знали, какие события, касающиеся их, произошли на Северном Кавказе в военном госпитале, недалеко от медсанбата, в котором Тайка родила Сына?! И почти в тоже время?! Но видимо провидению было угодно, что бы они оставались в неведении.
ГЛАВА 10
Главная медицинская сестра военно-полевого госпиталя Елизавета Андреевна вышла после проведенной бессонной ночи из палатки.
Она с наслаждением вдохнула свежий воздух и представила как сейчас примет душ и, растянувшись на своей раскладушке, отдастся сну. Прошедшая ночь выдалась трудной. Несколько операций. Троих ребят они потеряли. Завтра их отправят “Чёрным Тюльпаном” на родину. Сколько ещё ребят недосчитается Россия? Сколько их сгинет здесь безвестных и не погребённых? Елизавета Андреевна, сунув руку в карман халата, достала пачку сигарет и, прикурив, глубоко затянулась.
Когда-то и у неё была семья. Муж дослужился до полковника, а сын, после школы, заявил, что хочет, прежде чем поступать в военное училище, отслужить армию, что бы проверить себя. Уговоры не помогли и вскоре он уже служил. Когда-то, они были счастливы.
Ничто не предвещало беды, но кровавый Афганистан поломал многие российские судьбы. Не обошел он и их семью. Её муж полковник, и их сын, погибли в одном бою. Сын умер на руках отца, а тот, был убит всего за несколько минут до подхода помощи. Через месяц после их похорон, Елизавета Андреевна, пошла в военный комиссариат и написала заявление. С тех пор она так и работает в военно-медицинских учреждениях.
Встряхнув головой, и отбросив окурок сигареты, обжёгший палец, Елизавета Андреевна повернула лицо
к взошедшему утреннему солнцу. Легкий ветерок прошёлся по её волосам, и заставил сморщить нос, донеся до неё сладковатый запах.
Главная медсестра с неприязнью повернула голову в сторону, где всего в двух десятках метрах, валялись, сваленные прямо на землю, тела боевиков, убитые два дня назад в ходе операции. ФСБэшники запретили их хоронить, ссылаясь на необходимость проведения опознания. Но вчера они так и не появились здесь, а под южным весенним солнцем, хотя ещё и не набравшего свою силу, уже видимо начинается разложение тел, или того, что от них осталось.
«Если они пролежат сегодня целый день… Не хватает нам ещё заразы какой-нибудь на территории»,- подумала главмедсестра и ушла наполнять распылитель с формалином.
Через несколько минут, держа небольшой бидон, она уже, стояла возле разбросанных человеческих останков.
«Да здесь почти нет ни одного целого трупа»,- ужаснувшись, подумала Елизавета Андреевна, осторожно переступая через лежащие руки, ноги и просто бесформенное человеческое мясо.
«Да, нет. Один, всё же, есть». Медсестра обратила внимание на труп, отличавшийся от остальных тем, что был завёрнут в солдатский бушлат. Она осторожно пробралась к нему, стараясь не задевать куски лежащей разлагающейся, уже, плоти.
Её взору предстало распухшее лицо со следами побоев. Оно было всё окровавлено, но кровь уже давно потеряла свой красный цвет. Во лбу находился, вдавившийся, в него, своими шипами, кусок металлической колючей проволоки.
«Боже! Ведь, это, наверное, и есть тот разведчик, благодаря которому была разбита вся банда. Что ж, они, его вместе со всеми бросили. Даже проволоку не вытащили. Хорошо, ещё, что прикрыли».
«Он же совсем еще мальчик!». Елизавета Андреевна долго всматривалась в лицо лежащего перед ней Сироты. «Что пришлось пережить тебе?!»,- вздохнув, с ужасом подумала она, и наклонилась, чтобы взять бидон с формалином. Но вдруг замерла.
«Что-то не так. Но что? Что могло меня насторожить? Жалость к нашему солдатику? Да, его жалко. Но это не то. Что-то другое. Разбросанные человеческие останки? Я давно к ним привыкла, многократно видя смерть».
Она вздрогнула. «Смерть. Смерть? Почему я вздрогнула, мысленно произнеся это слово?».
Распрямляясь, Елизавета Андреевна, очень медленно повернулась к лежавшему солдату и, повторяя про себя слово «Смерть», внимательно всмотрелась в его лицо.
«Смерть. Признаки смерти». Её сердце сделало перебой.
«Да! Именно это. Признаки смерти. Их нет на лице этого мальчишки. Оно избито, распухло, всё в порыжевшей крови, но на нём нет признаков смерти, хотя пошли третьи сутки».
Женщина, нагнувшись и резко отвернув полу бушлата, прислонила своё ухо к груди лежавшего солдата и вслушалась.
«Тишина». Она ждала, но видимо, её, надеждам не суждено было сбыться. Прошла минута, может даже больше. Елизавета Андреевна уже хотела приподняться, но вдруг её слух уловил слабый удар. Медсестра отпрянула, но тут же, вновь прислонила ухо.
«Показалось? А вдруг, нет?!» Долгое ожидание. И, как будто, ей в награду, опять послышался в груди слабый сердечный толчок. И снова тишина.
«Эй, Лиза! Что ты там делаешь?»,- донёсся до неё голос начмеда.
«Скорее сюда! Скорее! Он жив!»,- привстав, закричала Елизавета Андреевна и замахала руками.
Уже через пару минут, санитары вносили на носилках Сироту в реанимационную палатку.
ГЛАВА 11
Оборудование, обеспечивающее жизнедеятельность организма было подключено. Но оно только фиксировало, что никакого улучшения нет. Елизавета Андреевна сидела возле Сироты и задумчиво смотрела на монитор, отображающий ритм сердца. Оно, как и прежде, делало один слабый удар в минуту, после чего замирало. Эта минута, для главной медицинской сестры военного госпиталя, казалась вечностью. Она с нетерпением ожидала очередной удар солдатского сердца, и каждый раз, когда оно выталкивало небольшую порцию крови, боялась, что это происходит в последний раз.
В палатку заглянул врач. Подойдя и проверив исправность оборудования, он обратился к медсестре.
«Лиза! Не мучай себя, иди, отдохни. Ты, ведь, уже двое суток не спишь, и всё свободное время проводишь возле этого солдата. Всё, что было в наших силах, мы сделали. Большее,- увы! Всё зависит только от него самого. Если бы ты была верующей, я объяснил бы тебе ситуацию следующим образом. В настоящее время, его душа находится не в нашем измерении. Здесь лежит только тело. Душа возвращается в него лишь для того, что бы поддержать организм на самом минимальном уровне. Тогда и происходит слабое сокращение сердечной мышцы. Но как только сердце выбросит небольшую порцию крови, тело испытывает страшную боль. Оно не может вынести её и, душа, вновь покидая его, устремляется в путь, который мы все когда-то пройдём.
Но есть, видимо, какая-то сила или причина, которая не хочет принять душу там или отпустить её навсегда отсюда.
Происходит борьба. Помочь в этой борьбе мы бессильны».
«Только от него»,- врач посмотрел на Сироту,- «Зависит какую сторону, в конечном итоге, он примет. Это война, даже, не на уровне подсознания, а на том, который ещё не доступен для нашего понимания. Однажды я сталкивался с подобным случаем. То, что я говорю тебе сейчас, мне рассказывала одна женщина, обладающая паранормальными способностями».
Видя, что медсестра ничего не отвечает, военврач, покачав головой, вышел из палатки.
Прошёл час. Другой. И случилось то, чего так страшно боялась Елизавета Андреевна. Более трёх минут, прямая линия на мониторе кричала своим высоким непрерывным, режущим слух, писком. Кардиограф не регистрировал сердечных сокращений.
Прошла ещё минута, а может и больше, и, медсестра, размазывая по щекам слёзы, протянула дрожащую руку, чтобы отключить прибор.
***
Он шёл по темному коридору и знал, что идти нужно только вперёд. Почему? На этот вопрос, - ответа не было, но была уверенность, что это направление является единственным и верным. Как будто какая-то неведомая сила вела и корректировала его движение. Если он вдруг пытался непроизвольно сделать шаг в сторону, она заставляла его вернуться на прежнее место и двигаться только по предначертанному ему пути. Казалось, что он не шёл, а плыл по воздуху, лишь слегка касаясь земли. Боли не было, сознание было чистым и светлым, и это казалось ему странным.
Слева и справа от него тоже шли люди, и в том же направлении, но переговариваться с ними было нельзя. Почему? Просто был запрет и всё. Раздумывать и анализировать было некогда. Интуиция подсказывала, - конец пути уже близок.
Показавшаяся впереди дверь, внезапно отворилась, и в глаза ударил яркий свет. Он знал, что нужно идти на этот свет и чувствовал его, хотя и слабое, но неумолимое притяжение, от которого избавиться было невозможно.
Почти у самого прохода, появилась женщина. Она одета в белую одежду и скорбно смотрит на него.
«Мама!»,- пронеслось в голове, и Сирота протянул к ней руки. Ещё мгновение, и он заключит её в свои объятия. Но вдруг, солдат в комбинезоне танкиста заслоняет его мать. Его лицо искажают страшные ожоги, а вся одежда, объята пламенем. Он распростёр свои руки в стороны, пытаясь преградить дорогу к проходу.
«Тебе ещё не время быть здесь!»,- зло выкрикивает он, обращаясь к Сироте,- «Уходи!» Оттолкнув его сильным ударом в грудь, в область сердца, солдат, ногой, обутой в грубый кирзовый сапог, захлопнул дверь.
Этот полученный удар, был до того мучительно больным, что казалось, нет сил вынести его. Он прошёлся по всему телу, затронул все нервные окончания и, сконцентрировавшись в самом сердце, взорвался разноцветным фейерверком, заставив его сделать робкий перебой.
«Отец!»,- едва слышно, прошептал Сирота, признав его в горящем солдате.
***
«Всё!»,- скорее выдохнула, чем сказала медсестра. Её пальцы коснулись тумблера, и вдруг сильный удар тока отбросил её внутрь палатки. Прямая линия на мониторе произвела скачок, а динамик подтвердил его звуковым сигналом.
Елизавета Андреевна, сидя на земле, застланной брезентом, широко раскрытыми глазами наблюдала за кардиографом. А тот начал опять регистрировать сердечные удары.
Минута - удар, пятьдесят секунд,- удар, тридцать, двадцать, десять. Сердечный ритм нарастал. Казалось, сердце Сироты так долго отдыхало, что теперь старается наверстать упущенное, и ни что не может его остановить!
Женщина, отвела взгляд от прибора и, поднявшись, подошла к лежащему солдату.
Она ждала. Прошло полчаса. А вот, уже, и час. Вдруг, веки Сироты дрогнули, и он открыл глаза.
***
Путь проходил по тому же коридору, что и раньше, но только в обратном направлении. Сирота теперь не плыл над землей, а тяжело переставляя непослушные ноги, делал небольшие шаги. Слева и справа от него всё также шли люди, но только теперь, они двигались ему навстречу.
Появившаяся ниоткуда боль, распространившаяся на всё тело, с каждым шагом становилась сильнее и мучительнее.
Отец, которого Сирота признал в горящем солдате, не принял его в свой мир, и теперь, двигаясь обратно, приходилось напрягать всю силу воли, что бы сделать шаг, а потом ещё один. Эта боль, она разрывала его на части, как будто десятки крючков вонзились в его тело и тащили в разные стороны.
В какой-то момент, Сирота уже не мог её вынести и обессиленный опустился на колени.
«Тебе ещё не время быть здесь!»,- обжигая мозг, всплыли слова отца,- «Уходи!».
Опираясь руками о землю и превозмогая боль, Сирота, оттолкнувшись, сделал ещё один рывок и, падая вперёд, оказался в молочном тумане.
Туман был плотным, но постепенно рассеивался.
И вот, сначала смутно, но потом все отчётливее, Сирота видит склонённую к нему женщину. Из её глаз текут слёзы.
«С возвращением, сынок!»,- хриплым дрожащим голосом негромко промолвила она.
( окончание на следующей странице. Кривенко И.И.)
К сожалению, окончание сочинения "Сирота" защищено паролем. Для его прочтения отправьте запрос на указанный адрес в more\контакты на главной странице)